Множество разных индоевропейских традиций в своих мифах о происхождении мира, упоминают о предвечном, изначальном Хаосе из которого появляются первосущества либо Боги, упорядочивающие миры.
Шумерские мифы говорят о предвечном драконе-океане Тиамат, которую одолел Мардук.
Евразийские мифы о нырянии утки за землей под воду (океан) тоже указывают на предвечные воды.
В Древней Греции Гесиод пишет о Хаосе, породившем Эреба и Нюкту, Тьму и Ночь.
Римляне почитали двуликого Януса, Бога врат и проявления мира, смотрящего в обе стороны. Его имя отсылает к месяцу январю, Зимнему Солнцестоянию и перерождению года.
В германо-скандинавской традиции Эдда повествует о Гиннунгагап — разверзнутой бездне, которая была до начала времен.
В большинстве случаем изначальный исток мира описывается одинаковыми эпитетами и характеристиками: воды, океан, ночь, тьма, бездна, близость к началу (года или космоса), нахождение за пределами времени.
Важно понимать и отличать тот хаос, который мы в повседневном общении упоминаем как синоним слова «беспорядок», от мифологического Хаоса как истока и вместилища всего бытия и всех миров. Хаос из мифов не является беспорядком, но скорее сверх-порядком. Свойство Космоса — это его эксклюзивность, то есть замкнутость и упорядоченное Богами бытие, которое в мифах обычно обозначается границами и стенами поселения или крепости, границами, за которые ходить опасно для жизни. Хаос же более инклюзивен, то есть он включает в себя все и даже то, что им самим не является. Отсюда образ мира, окруженного морем (Асгард) или Яйца Мира (Космос и его ограда), открытого сверху. Если проводить аналогию с мышлением, то Космос — это мышление, стремящееся к рациональности и строгости причинно-следственных связей, а Хаос более поэтичен и гибок. Он снимает противоречия и оппозиции, и тут же их восстанавливает чтобы снова снять.
К сожалению, история оставила нам мало славянских мифов и легенд для обзора полноценной и всесторонней картины происхождения мира в русском язычестве. О русском Хаосе напрямую нам ничего неизвестно, но этот пробел можно восполнить, если обратиться к соседним языческим традициям и корням русского языка. Именно такую работу по восполнению лакуны о русском хаосе проделывает Велеслав Черкасов в своем учении о Шуйном Пути.
Учение о русской Бездне изложено в шуйном цикле книг Велеслава и наиболее полно представлено в большой работе «Книга Великой Нави». Если посмотреть отвлеченно, то мы увидим, что он использует два метода: сравнения и перевода.
Первый метод — это классический метод сравнительного религиоведения и мифологии. Мы смотрим на традиции наших (индо)европейских соседей и сравниваем то, что есть у них, находим общие черты (структуру). Потом, обобщая, делаем предположение о том, как этот общий элемент мифологии мог быть воплощен в нашей традиции.
Второй метод в чем-то схож первому, но заключается в переводе концепции с языка одной традиции (и буквально с языка, и с учетом фольклора, мифов и истории другой традиции) — на язык нашей, делая соответствующую адаптацию, чтобы перевод удачно лег в русло языка и мифологии.
Опираясь на богатое наследие Европы и Азии, Велеслав делает ставку на концепты «Нави» и «Великой Нави». Понятие «Нави» как нижнего, а точнее окружающего мир живых, мира мёртвых, восходит к некоторым языковым соответствиям из фольклора, общему у многих народов делению мира на три вертикальных части, и на идеи из пресловутой «Велесовой книги».
Но идея Великой Нави, точнее, такая формулировка названия русского Хаоса, — это авторское предложение Велеслава. Если просто Навь — это иной, потусторонний мир духов (злых и добрых) и ушедших предков, то Великая Навь — это «великое внешнее», вбирающее в себя все мироздание (Рода и все его порождающие аспекты в лоно Нерожденного) и присутствующее изначально и присно. Поэтому же Велеслав предлагает различать разные лики Морены и Мары, Богини Смерти. Во власти одной ипостаси пребывает смерть и загробный мир, а другая — олицетворение самой Бездны. Также Велеслав сохраняет и все другие эпитеты Хооса: ночь, тьма и темные воды, непознаваемость/неописуемость образов.
Другой термин, который он активно использует — это Бездна, состоящий из простого отрицания. Слово «бездна» здесь подчеркивает бездонность и глубину Хаоса/Великой Нави, её всеобъятность. Также слово «бездна» подчеркивает невозможность полного описания этой инстанции, понимание которой лежит за пределами обыденного рационально-логического мышления; любые термины и эпитеты будут «проваливаться» в бездну без конца, то есть их будет недостаточно. Это отсылает нас к множеству описаний священного опыта у мистиков разных народов и эпох.
Обсуждая с Велеславом эти нюансы русского языка и способ выражения русского Хаоса, мы указали на следующие интересные параллели, связанные с этимологией слов в греческом и старонорвежском языках.
В греческом языке слово χάος дословно означает быть раскрытым, разверзаться. Аналогичное значение раскрытого пространства, пустоты «провала» выражает в германских языках слово gap, от которого происходит Ginnunga gap — изначальный германский Хаос. То есть оба ключевых слова указывают нам на некий «разрыв» или «раскрытый простор», из которого в дальнейшем проявляются Боги и миры.
Термин «Бездна» сложен, так как он состоит из слова «дно» и его отрицания «без». Более древние и аутентичные слова греков и германцев простые и состоят из одного корня. Обратившись к славянским языкам, мы нашли прямой этимологический аналог этих слов. Понятие русского Хаоса можно и нужно выразить более аутентичным и простым русским словом.
Это корень и слово *зев, который так же означает раскрытие, разверзание, пустое пространство между краев. Это определение мы найдем в словарях Фасмера, Ефремовой. Этимологически *зев восходит к праславянскому *zevati, и его производные встречаются в большинстве славянских языков Европы.
Зев — это зияние: зевать = зиять. Также зев — это синоним отверстия и пещеры. Здесь можно уточнить, что этимология слова Шуньята (śūnya, буддистское понимание простоты бытия и пустой природы ума) своими глубинными корнями уходит к тому же самому значению пропасти, отверстия в земле, пещеры (лат. cavus); от этого же корня берет свое начало индийская концепция математического нуля.
К сожалению, в русском языке использование корня *зев закрепилось в обыденном значении «зевать» и накрепко связано со скукой, хотя это лишь позднее и третьестепенное толкование этого слова, которое надо игнорировать. Кстати, в германо-скандинавской традиции одно из имен Одина — Gapþrosnir, Широко раскрывший рот в изумлении. В нем мы видим все тот же корень *gap, — то есть и оно используется для обозначения широко раскрытого рта. Но, подчеркиваем, зев — это про раскрытие в целом, а не про уста и глотку человека.
Помимо этимологии и корректного слова для выражения русской Бездны — Зева, необходимо также правильно осмыслять это пространство и этот темный исток всего бытия. Как мы видим, в других традициях Хаос выступает как антипод Космоса или как враг-дракон Богов и героев. Становление мира происходит от оппозиции Бездне, откуда в поздние времена хаос отождествляется с раздором и анархией. Но это не совсем точно подходит для славяно-русской традиции и культуры, где черная земля и женско-материнское начало особо почитается в аграрных культах, а ушедшие в иномирье предки составляют важную часть культа Предков. В таком свете, Зев — это то, что лежит под покрывалом Земли и то, что окружает всю деревню за её оградой. И срединный мир, по аналогии с Навью называемый Явным, то есть данным нам в непосредственном взоре, существует в просвете между его краями. Можно выдвинуть догадку, что русские понимают Хаос как нечто родное, как безосновную основу открытого простора противоречивой русской души.
Славяно-русский Хаос — это беспредельный русский Зев, дающий простор для нарождения (всходы Земли) и вхождения в бытие всему. И в таком понимании Зев/Χάος/Gap выражают идею истока бытия как несокрытости. Это можно проиллюстрировать метафорой леса, в мрачной густоте которого есть полянка-просвет в кроне деревьев. И через этот просвет в лес проливается свет, дождь, снег и т. д. В этой метафоре мы видим, что Зев охватывает не только то, что лежит ниже срединного мира, но и то, что пребывает превыше его.
Сам же просвет ничего не учреждает и не диктует, он просто дает пространство сущему, мирам, Богам и человеку быть так, как они решат.
Мы предлагаем рассматривать эту статью как приглашение к размышлению и исследованию темы русского Зева со всех сторон: языковой, мифологической, фольклорной, мистической и философской.
