«Сибирский Эвола» — интервью для майского выпуска итальянского журнала Новых Правых «Il Primato Nazionale».
Привет. Для начала, можете ли вы кратко описать нашим читателям путь и природу идей, которые лежат в основании вашего проекта «Svarte Aske», родившегося в России, но связанного с многими европейскими и не только странами?
Приветствую!
«Svarte Aske» — это наше сообщество язычников-традиционалистов в России. В него входят и последователи германо-скандинавского одинизма, и верующие в славяно-русских Богов. У нас также есть множество друзей, единомышленников и читателей в разных странах. Несмотря на различные традиции и почитаемых Богов, именно философия традиционализма является нашей общей идейной платформой. В 2021 году сообществу будет уже десять лет.
Традиционализм — это, к некотором смысле, метаязык для описания эпохи деградации и упадка человеческого бытия-в-мире (In-der-Welt-sein) во всех аспектах. Поэтому он является подходящей базой для индоевропейских языческих традиций, и для тех, которые столкнулись с разрушительным западным, европоцентристским логосом эпохи Модерна. То есть, для всех.
В рамках своего пути, я развиваю эту философию, её теологические и прикладные аспекты, с опорой на германо-скандинавский одинизм и герменевтику фигуры Вотана. Другие наши соратники обращаются к славянскому Велесу, к тантрическим культам Шивы и Кали, например. Думаю, в каждой традиции можно найти подходящую фигуру и ключи для выражения этой истины аутентичным языком.
Другой наш проект, который мы начали развивать пару лет назад, — это «Фонд традиционных религий». Это наш think tank, который занимается развитием языческой теологии, социологии, исследованиями, сбором информации и работой с медиа в России. Как раз недавно мы презентовали описание нашей работы на английском языке: www.tradition.foundation/about_the_ftr
Как всегда, мы открыты к работе и сотрудничеству по всем направлениям.
В книге «Polemos», где вы описываете противопоставленность языческого традиционализма Модерну и Постмодерну, вы выражаете большой скептицизм относительно Интернета и всемирной сети в целом. Тем не менее, эти инструменты позволяют разным языческим группам устанавливать между собой связи, которые ранее были невозможными. Так можно ли рассуждать о возможности «традиционалистского» использованяи технологий, пусть и частично?
Нет, никаких вариантов «традиционного» использования современных технологий не существует в принципе. Отсюда быстрый и безальтернативный вывод, что все идеи «археофутуризма» не имеют никакого отношения ни к традиционализму, ни к консерватизму, ни к европейским Новым правым.
Я ещё принадлежу к тому поколению, которое выросло без мобильной связи, повсеместно распространенного Wi-Fi доступа и Интернета в целом. Для более молодых поколений это все уже безальтернативная данность. Даже в глухих сибирских деревнях.
Да, мы используем всемирную сеть и некоторые её инструменты, но далеко не все. Я предлагаю рассматривать это как некоторую объективную неблагоприятную среду. Будто мы некий народ, который живет у подножия вулкана или в очень плохом климате. Это очень плохо нам подвластно, люди уже давно утратили всякий контроль над техникой, от банального холодильника до глобальных систем контроля, Internet of Things, BigData, Data Politics и т. д.
Это можно справедливо сравнить с аддикцией, но ситуация обстоит ещё хуже. Сегодня не только люди, народы, культуры, страны, но даже обычные вещи, животные и явления природы буквально не существуют, если они не подключены к сети либо если они так или иначе не встроены в цифровой надзор. Это радикальное паталогическое нарушение нашего вот-бытия (Dasein), которое сводится к тому, чтобы обязательно быть-подключенным. To be is to be-online.
Между бытием народа, бытием человека, бытием священного и множеством разных природных ландшафтов создается слой отчуждения, который становится тоталитарным посредником и арбитром всего сущего. Это техника, то, что Хайдеггер называл Gestell в её промышленной, научной и экономической, глобальной мощи. Отсюда ещё один вывод, что независимая, автономная техника как «просто инструмент» — это миф. Техника есть воплощенная в конкретной предметной реальности идеология Модерна и Постмодерна, и она всегда, медленно или быстро, будет работать на уничтожение любых форм сакрального.
Поэтому всё, что зависит от сетей связи, от энергии и электричества, — это самые слабые места постиндустриальной цивилизации. Но люди, очарованные прогрессом, абсолютно серьезно верят в то, что скорее случится Конец Света, чем отключится электричество. То есть даже эсхатология становится чем-то вторичным, по сравнению с нарушением скучного режима жизни обывателя das Man.
Использовать всемирную сеть или иные технологии следует так, будто ты обращаешься с очень опасной, демонической субстанцией. И в противовес этому погружению необходимо создавать более сильные, тесные связи и плацдармы в реальном мире, создавать свои центры, поселения подальше от городов, соблюдать цифровую гигиену и т. д.
Опять же, рассуждая о технологиях, вы называете биополитику проявлением антитрадиционной работы титанического начала, соответствующей нашим темным временам. Вы также говорите, что манипуляции масс-медиа относятся к сфере симулякров, как их определял Жан Бодрийяр, — как репрезентацию пустотности реальности. На этом фоне как вы относитесь к чрезвычайной пандемии Covid-19, которая сейчас является главной политической и медийной темой, и к теме вакцинации тоже?
Я специально ждал, когда пройдут первые полгода или даже год, чтобы посмотреть, что будет с этой пандемией. Весной 2020 года я видел множество самых разных конспирологических, научных и геополитических теорий о том, что происходит. На данный момент, я думаю вот что.
Сам вирус, само заболевание существует. Его летальность очень низкая, по сравнению с другими пандемиями. Не важно, появился этот штамм в природе или является утечкой биооружия.
Все самое важное и существенное разворачивается не в легких зараженного человека, а в мире медиа, политики и капитала. Это инфодемия. Пандемия позволила ускорить все процессы по масштабному внедрению систем цифрового контроля за населением. Если бы не было пандемии, то они бы нашли другой аргумент, как два десятка лет назад они использовали истерию вокруг терроризма. Аргументы вторичны, первичны их цели.
Инфодемия Covid-19 дала многим акторам глобализма необходимое окно возможностей, аргументы и рычаги для рывка. Можно назвать Клауса Шваба и его идею Четвертой промышленной революции, его проект Global Reset. Можно назвать правительство России и наш главный банк «Сбербанк», который во всем этом участвует. Люди подверглись массовой дрессуре через выполнение требований, который бессмысленны с санитарной точки зрения. В некоторых странах даже ввели уголовное наказание за их неисполнение или сомнение в их целесообразности. Это направлено на слом воли, творческого и даже критического мышления, на биополитическое подчинение тел граждан воле элит. А раскол «элиты vs. народы» — это магистральный нерв протестов, левого и правого популизма, по всему миру в последние годы.
Наконец, несмотря на то, что количество международных перелетов резко упало, почти исчез туризм, нарушилась логистика товаров и т. д., подлинный глобализм получил мощный толчок. Запертые дома люди были вынуждены погружаться в Сеть, регистрироваться на сайтах, заводить аккаунты, привязывать свои финансы к электронным кошелькам, работать через интернет, и т. д. Подлинная глобализация — это миграция населения в виртуальность, где оно утрачивает все черты своих этнических культур, превращаясь в юзеров, игроков в MMORPG, в потребителей леволиберальной пропаганды от Netflix и т. п. И одновременно все люди жестко привязываются к телу техники, к физическим проводам или беспроводным волнам сетей. Это то, что я исследовал и описал в книге «Традиция и футурошок».
Пандемия Covid-19 резко сократила тайминг этого процесса. На примере России, я ожидал инсталляции ряда систем контроля по типу китайских в пределах следующих десяти лет, а они были созданы и протестированы за минувшие год-два. И не только в России, это глобальный процесс уничтожения свободного мира и плюральности народов и их культур.
В вашем анализе Постмодернизма, вы заключаете, что Соединенные Штаты Америки — это родина Постмодернизма и центр его распространения. Сейчас, на данном историческом этапе, мы наблюдаем подъем многополярной системы, где Китай является новой восходящей суперсилой. Как вы оцениваете этот феномен? Ваша страна, Россия, часто рассматривается в Европе как антагонист США, в цивилизационном и этическом измерениях. Как вы оцениваете это?
США — это проект, начатый с чистого листа. Здесь можно вспомнить Жана Бодрийяра и его философские путешествия по Америке.
Старая Европа шла к Просвещению, к Модерну. Через Рим, через христианство, через Средние века, через Ренессанс и гуманизм. И ключевые определения ситуации Постмодерна тоже отрефлексированы в Европе. У Европы есть история, её многотысячелетний культурный багаж, глубочайшие корни и сложнейшие связи. У Америки ничего этого нет, отсюда огромная популярность эпохи Фронтира и либертарианского первопроходца, исследователя и авантюриста, который покоряет пустые земли Запада (индейцы не считались за людей, поэтому их считали частью фауны). И отсюда же огромные проблемы с такой важной частью жизни, как дом. Огромный пласт литературы и фильмов ужасов в США посвящены демоническим, зловещим домам-убийцам; викторианским особнякам или домам, которые стоят на кладбищах индейцев. Америка метафизически бездомна, безродна. Любое, что укоренено в родной земле (собственная земля индейцев или европейские корни колонистов), вызывает ужас. Поэтому Америка сразу же отталкивается от той точки, к которой Европа деградировала веками. Если у Европы есть варианты, есть разные лики, то у Америки есть только пустота внутри, пластмассовая голливудская улыбка и плавильный котел. Америка — это только футурологический проект, у нее нет прошлого вообще.
Это одна из причин, почему мне непонятен американский патриотизм среди язычников в США. Язычник из США, особенно из наиболее консервативной средней Америки, населенной германскими колонистами, должен искать корни и пути для связи со своей подлинной, европейской родиной. И постепенно искоренять в себе глобалистскую идентичность «American Dream», вплоть до миграции назад, в Европу.
Идем далее. Китай. Китай сегодня — это все тот же Запад. У Китая западная социалистическая идеология, которая в свою эпоху была самой прогрессивной на европейской части континента. У Китая капиталистическая, глобальная экономика и потребительский рынок. Китай — один из технологических и логистических лидеров в мире. Да, у них есть своя культурная специфика на уровне эстетики и быта, но по всем фронтам — это продолжение и воплощение западной модерновой метафизики на другом конце евразийского континента. Поэтому борьба США с Китаем — это сражение внутри самого Запада, внутри современного глобализма, внутри Gestell за то, кто именно будет главным субъектом и проводником глобализации, технологизации и капитализма в будущем.
После войны Мартин Хайдеггер писал, что Европа оказалась зажатой в клешнях между Америкой и СССР. Что обе стороны — это воплощение уже умершей западной метафизики, и что нет смысла выбирать между одним или другим вариантом. Сегодня мы пребываем в такой же ситуации, мир зажат между США и Китаем, и они оба — одна и та же форма зла, выступающая под разными масками.
Теперь Россия. В России правит такое же «болото», которое употребляют для описания американского Deep State (Drain the swamp). Несмотря на то, что дискурс о цивилизационной уникальности уже давно стал общим местом, никаких подлинных шагов в этом направлении не сделано. Только симуляции и профанация. Консервативная повестка успешно имитируется для телевидения и конвертации в голоса во время выборов, а также для внешней пропаганды для западной консервативной аудитории.
Финансовые элиты в банковском секторе и в правительстве активно реализуют программу Клауса Шваба, с поправками на интересы местных спецслужб. В России одно из лучших в мире интернет-покрытий и один из самых дешевых доступов к сети. Культурные элиты и молодежь полностью леволиберальны и космополитичны, государство полностью потеряло целые поколения. Правящий олигархический слой заинтересован только в усовершенствовании налоговой политики и все том же контроле за населением. Поэтому насчет будущего России я законченный пессимист.
Я поддерживаю идею многополярности, но не вижу причин считать мир таковым. Каждый из так называемых «новых полюсов» занимается одним и тем же: модернизацией производства, экономическим ростом, установлением глобальных или глокальных альянсов, вкладывается в развитие и прогресс и т. д. Одним словом, это все тот же самый мир Модерна и Gestell, только более сложный, чем период 1990-х годов. Поэтому Китай или Россия отличаются от Запада только косметически, внутри — все тот же набор байтов, программный код, станки, рынки товаров, эксплуатация, контроль, западное же мышление и культура. Можно провести аналогию с компьютером, на котором две программы конфликтуют за доступ к памяти и процессору. Но какая разница, если каждая из программ в итоге жестко привязана к одному общему техническому обеспечению, к «железу»? Пока эта привязка существует, многополярность — это фикция.
Недавно мир северного язычества был сотрясен острыми спорами, так как его символика засветилась во время штурма американского Капитолия. Что вы думаете об этом?
Вы также выражали негативное отношение к сериалам и фильмам, основанным на «языческой» и «северной» тематиках. Разве нет такой возможности, что такие продукты, даже созданные в логике «общества потребления», могут зажечь позитивную искру интереса аудитории к поиску идентичности и родной духовности?
Персонаж в Капитолии был актером, это уже доподлинно известно. Но это было забавно. Ещё лучше была реакция из лагеря прогрессивных ЛГБТ-язычников, виккан и им подобных. Они тут же призвали к «борьбе против ненависти» и по команде отработали заданную повестку. Враг четко обозначил себя. Поэтому мы в целом поддерживаем жесткую поляризацию внутри языческого сообщества на сторонников традиционализма, и оппонентов из числа сторонников секулярного, прогрессивного и радужного псевдоязычества.
Современная поп-культура, которая обращается к языческим мотивам, порождает только чушь. Я видел много людей, которые заинтересовались язычеством после успешных сериалов или компьютерных игр. Все они по итогу не продвинулись никуда и чаще всего находят себе пристанище среди косплееров и виртуальных язычников выходного дня. Зачем вообще нужно фэнтези и сериалы, если есть оригинальные священные тексты, мифы, песни и саги, которые можно сделать путеводной звездой своей жизни и судьбы? Но люди предпочитают просто жевать еду перед экраном и смотреть на ту жизнь, которой они даже не собираются жить. Потребитель поп-культурного искаженного язычества — это наш внутренний враг, один из худших.
Я с самого начала был и остаюсь сторонником того, что прямой путь к священному пролегает через экстремальные экзистенциальные состояния ужаса, трагедии, смерти, войны, восторга от неземной красоты, любви, через столкновение с невозможным и т. д.
В вашей книге «Приближение и окружение» вы даете комплексный анализ Германского Логоса, от древнегерманской литературы до философии Хайдеггера, выстраивая его вокруг мистерии Seyn-бытiя. Можете ли вы пояснить, как это интеллектуальное поле связано с более широким Европейским Логосом, с не германскими народами?
«Gods in the Abyss» с самого начала задумывалась как работа, адресованная германцам в целом, и последователям германо-скандинавской языческой традиции в частности. Я сам потомок немцев из Швабии, поэтому эта книга про нас и для нас. Не германцы могут свободно её читать, изучать, переводить, чтобы лучше понять германские народы и их логос. Обычно чаще всего мы имеем ввиду континентальных немцев, но речь идет шире о германских народах вообще. О полюсе консервации мифологии в Скандинавии, и о политико-философском полюсе в центре Европы. Эта книга также предлагает посмотреть глубже на саму сущность европейской истории, в которую германцы внесли решающий, вместе с греками и римлянами, вклад. В финальных главах книги вопросы и проблемы, действительно, выходят за границы строго германских и затрагивают Европу в целом. Не будет лишним добавить к этому, что влияние некоторых поздних идей итальянского мыслителя Юлиуса Эволы тоже можно проследить в последних главах. И сквозь все два тома книги «Polemos» тоже.
Вы называете себя практиков Пути Левой Руки, утверждая, что он является наиболее подходящим к Железному веку. Этот термин часто некорректно используют для определения той духовности, которая якобы несовместима с традиционализмом. Не поделитесь с нами вашим определением что есть «Путь Левой Руки»?
Стоит вспомнить, что один из «отцов» традиционализма Юлиус Эвола посвятил очень много внимания, статей и книг Пути Левой Руки: Дионису и Тантре.
Несовместимым с традиционализмом является недоразумение в виде А. Кроули и его последователей, а также сатанизм типа Лавея, New Age и т. п. В этом проблема западного Пути Левой Руки, что оно все ещё очаровано антихристианскими образами и не выросло из люльки каббалы и спиритуализма XVII-XX веков.
То, о чем говорим мы, имеет отношение к адвайте и тантризму, к Дионису, к тёмным энигматичным сторонам культа Одина. Можно вспомнить раннюю французскую концепцию о том, что сакральное не противопоставленно профанному, а является единым целым, которое включает в себя и светлый, и темный полюса. В эпоху Железного века светлый полюс очевидно разрушен до уровня руин, а вот тёмный остался. Задача — прорваться к Единому, то есть к своей подлинной самости (Selbst) через прохождение насквозь темноты и нижнего полюса. Избежав все те же симулякры и просто пошлости. Я считаю, что в книге «Gods in the Abyss» мне удалось наглядно показать и сформулировать, что я имею ввиду, на примере Германского Логоса.
В этом году на английском выйдет второй том вашей работы «Polemos», вместе с другой новой книгой «Традиция и футурошок». Чего нам следует ожидать от этих текстов?
Второй том «Polemos» продолжает и развивает методы, изложенные в первой части. Он посвящен самым сложным вопросам: отношению язычества к авраамических религиям, иллюстрациям как языческое мышление изнутри преодолевает ограничения монотеизма и креационизма. Важнейшей темой является вопрос Эроса и, например, отрицание всех форм феминизма и гендерных перверсий. Леваки внутри язычество часто пытаются оправдать свои патологии через оппозицию к христианству (например, есть даже квир-интерпретация Одина), я показываю, что внутри европейского язычества для этого нет никаких оснований.
Другая тема, которую я затронул кратко, — это политические измерения современного язычества. Это очень объемная сфера, я считаю, что в рамках языческого традиционализма следует развивать абсолютно самостоятельное политическое направление, отвечающее интересам плюральности языческих традиций и народов. Если кратко, то я не вижу для язычников никаких причин поддерживать государства, партии и режимы, которые не открыто и в достаточном объеме не выражают их идей, интересов и целей. Это идет в разрез с текущей ситуацией, когда консерваторы пытаются объединяться и действовать легально, — ну и ладно.
В завершении тома дается и более развернутый ответ на ваш предыдущий вопрос о сущности и разных формах проявления учений Пути Левой Руки в индоевропейском контексте.
Касательно книги «Традиция и футурошок. Образы не нашего будущего», то она существует в качестве рукописи на русском языке. Она не будет издана, потому что языческое сообщество не готово к этому тексту. Из обширного предисловия и оглавления, которые доступны на английском языке (http://askrsvarte.org/eu/blog/tradition_and_future_shock/), ясно, что книга подробно развивает некоторые темы, затронутые во втором томе «Polemos» и в ходе нашей беседы. Это фронтальная критика индустриальной и постиндустриальной цивилизации, новоевропейского понятия истины, техники, прогресса, археофутуризма и правого акселлерационизма. Исследование трансгуманистических проектов в культуре, науке и окружающей нас реальности. А также необходимое прочтение идеологического спектра примитивизма и опрощения с позиции сакроцентризма и языческого традиционализма.
Как я уже сказал, наши темы и идеи — касаются многих и многих, представителей самых разных индоевропейских традиций, поэтому мы приглашаем к сотрудничеству всех, кто разделяет наши позиции и наш эсхатологический настрой, к диалогу и совместным проектам.
