В Новосибирске, в августе 2016 года, при реконструкции дома по адресу ул. Красный Проспект 11, в подвале был вскрыт фундамент более старого дома, в одном из помещений которого была обнаружена расстрельная комната ЧК. Ранее на месте «дома с часами» находился особняк купца Маштакова, недалеко от него стоит до сих пор сохранившийся второй дом Маштакова, ныне – художественное училище. Краеведы предполагают, что оба дома были соединены подземными погребами и переходами. По одной из версий, 15го сентября 1921 года плененного барона фон Унгерн-Штернберга расстреляли в подвале дома купца Маштакова. Ранее считалось, что речь идет о доме по адресу ул. Красный проспект 9 (Худ. Училище), но теперь более реалистичной становится версия о подвале дома №11, тем более, что оба дома имеют общую подземную часть, а в расстрельной комнате найдены следы пуль в стенах и крупная картечь. По другой версии, барона вывели к Оби на улице Фабричной – к этой улице от 9го и 11го домов на Красном Проспекте идут прямые улицы Свердлова и Коммунистическая соответственно, упирающиеся в железнодорожные пути.
Но, несмотря на обнаружение нового места и более точной локализации предполагаемого места казни Унгерна, самих останков или каких-либо вещей барона не обнаружено. Пока. Но возникает вопрос: а какое нам, язычникам-традиционалистам, дело до судьбы расстрелянного большевиками белого генерала-монархиста, так и не реабилитированного и по сей день «врага народа»?
Поверхностный ответ стоило бы искать в биографии барона Романа Федоровича фон Унгерн-Штернберга, родившегося в 1886 году и так далее… Как историческая личность барон изучен и описан в нескольких монографиях, архивных документах и судебных решениях. Говоря про язычество, то фигура барона ближе и понятнее коренным народам Бурятии, Дальнего Востока и Монголии с их шаманизмом, разбавленным учением Будды, которого придерживался и сам Роман Унгерн, что довольно необычно для белого казачьего офицера. Ну а нам-то, русским людям средней европейской полосы и Западной Сибири, какое дело? На это есть два размышления.
Первое заключается в том, что любой язычник-традиционалист по определению сторонник превосходства мифа над реальностью, которая сама в последнюю очередь лишь позитивистский социальный конструкт, этакий «контр-миф». Наше – это священное, трансгрессивное, активное и выступающее за Сакральное: наше – это миф. Барон Унгерн для нас в первую очередь – это «сердце мифа об Унгерне», не столько реальное физическое тело, запротоколированная личность, сколько – многогранный миф о нем самом. Такого, равного ему по многогранности и остроте, мифа не сложилсоь ни вокруг Колчака, ни вокруг Деникена, никого. Барон Унгерн – белый офицер-буддист; Унгерн – воплощение Бога Войны Махакалы, защитника учения Будды; Унгерн – освободитель Урги и Монголии, реставратор теократии Богдо-гэгэна VIII; Унгерн – жестокий тиран и садист, палач большевиков и предателей; Унгерн, который обрушил на врагов стеклянный дождь. Все это бесконечно переливается и перетекает друг в друга, из истории в легенды, из легенд – в книги, из книг – куда угодно в едином теле мифа. Роман Федорович фигура уникальная среди белого движения Сибири и Востока.
Современное русское язычество упорно ищет свои мифы и опорные фигуры в истории, с помощью которых выстраивается своя историческая и ценностная ось – набор событий и харизматических, знаковых и образцовых фигур. Если древняя история ещё предлагает таких персонажей, то современная ими скудна до ужаса. И все жё – бывают, вспыхивают те, кто «ни туда, ни сюда», никаким аршином не измеримы, но каждый свою меру приложить хочет и пробует. Так какова языческая традиционалистская мера барону с этой стороны? Если Роман Федорович – буддист, то мера его мала, ибо в чистом виде буддизм – нигилизм и отрицание традиции. Но и в чистом виде буддизма не существует, а везде он – в разной пропорции смешение с местными народными традициями, то есть – двоеверие: бон-по, дзен, сибирский и монгольский шаманизм в их многообразии тоже впитали в себя буддизм как составную часть, даже хинду смогли облагородить буддизм своим пантеоном и влиянием упанишад и сутр. В таком двоеверии мера языческого в мифе об Унгерне велика, за ним большая заслуга освобождения монарха Монголии и всеобщее почитание его как воплощения Бога Махакалы – какого русского почитали воинственным Божеством на Востоке? О том и речь. Воинственность – ещё одна опорная точка и нужда русского язычества, за ней оно обращается к собственной истории: Рюрик, Святослав, Александр Невский, Дмитрий Донской, хоть последние и православные – но все равно наши, и далее тоже история показывает силу русского оружия неизбывно. Но в современном язычестве воинственные архетипы и культурные образы с не меньшим рвением ищут и в Скандинавии и Германии, в их язычестве: викинги-варяги, шлемы и мечи, драккары, агилсхъяльмы, Мьёлльнир и руны – все это уже органически заимствованные у германцев части русского языческого поля, заполняющие собственные пробелы, лакуны. Но если посмотреть на начало XX века, на фронт гражданской войны на Дальнем Востоке – там можно найти пример несгибаемой воли, бесстрашия и воинского даже безрассудства, в благородном смысле. Юлиус Эвола в своей статье «Кровожадный барон» сообщает, что немецкие корни Романа Федоровича уходят к викингам, чем можно объяснить его воинственность, а мы добавим к этому – и мрачный фатализм его судьбы, вполне соответствующий мрачным тевтонским лесам. Из всех современных ему полководцев он один – воплощенный и несгибаемый Бог Войны и авантюрист на поле боя. Это кшатрийское пламя и привлекло к нему внимание другого барона, язычника-традиционалиста Юлиуса Эволы. Итальянский барон восторгается «презрением к смерти» Унгерна и сообщает, что его почитание на Востоке должно быть обусловлено его мистическими качествами и контактами с инициатическими центрами Азии. Согласно другой легенде, он также обладал кольцом Чингисхана, которое сулило власть обладателю.
Близким традиционализму барона Унгерна делает и его абсолютное, тотальное и безоговорочное отрицание большевизма и революции. Большевизм – это экзистенциальный враг Унгерна, враг России и монархии, враг традиции, и православной и любой другой, шаманской и буддистской в том числе. Унгерн – монархист, последний законченный монархист гражданской войны, он теократ и сторонник священной власти. Поэтому он идет на освобождение Монголии от китайцев и реставрацию теократии Богдо. Большевизм как анти-традиционное и стерильное творение Модерна вызвал справедливое и тотальное отрицание у традиционалистов XX века, барон Эвола называет его «большевистской заразой в Европе, которая уничтожает её [Европы] Традицию». С отрицанием большевизма и красного проекта солидарны и подавляющее большинство язычников, в этой оптике мы все находимся по одну сторону черты-фронта: Унгерн – за Традицию и против большевиков-атеистов, Ю. Эвола – традиционалист, язычники-традиционалисты – за миф и Сакральное, но против «красно-левой заразы», по словам итальянского барона.
Юлиус Эвола также пишет:
«Второй аспект касается идеала, который почитал Унгерн фон Штернберг. Борьба против большевизма должна была стать лишь началом гораздо более обширного предприятия. Согласно фон Штернбергу, большевизм был не отдельным феноменом, а неизбежным следствием процесса упадка, происходящего продолжительное время в рамках всей европейской цивилизации. Как и Меттерних (министр иностранных дел и канцлер Австрийской империи, инициатор создания Священного Союза»), он также верил — с полным на то основанием — в непрерывность различных фаз и форм всемирного разрушения, начиная с Французской революции. Для Унгерна фон Штернберга реакция должна была прийти с Востока — Востока, верного своим собственным духовным традициям и сплоченного против угрожающей опасности — вместе с теми, кто способен на мятеж против современного мира. Первой задачей должно было стать искоренение большевизма и освобождение России».
В таком свете миф об Унгерне сияет многими красками. Но все же, Унгерн – белый офицер, участник белого движения. Здесь следует, не вдаваясь в излишние подробности так как не о них речь, заключить, что в вопросе «На чьей стороне современные язычники-традиционалисты в вопросе гражданской войны начала XX века?» – наш ответ будет: ни на какой, ни на «белой»-православной, ни на «левой»-безбожной. Говоря о том, что нам интересен барон Роман Федорович Унгерн, мы не становимся сторонниками «белых», но очевидно обозначаемся как не-сторонники «красных». Становимся ли мы сторонниками буддизма говоря, что Унгерн нам интересен? Снова нет. А монархистами? Думаю, тут уже возможны дискуссии, но речь снова не о них и не об этом.
Мы снова обнаруживаем себя между двух вопросов: Кто такой этот неистовый барон Унгерн, мастер ремесла войны? Какая нам, русским язычникам-традиционалистам, до него мера?
На первый вопрос мы отвечаем: Унгерн – это не человек, это трансгрессивный, то есть уклоняющийся от любого четкого определения-ограничения миф об Унгерне: буддисте, Боге Войны Махакале, военном тиране, авантюрном гении несгибаемой воли, близком к эзотерическим центрам Азии и стороннике Традиции против Модерна в лице большевиков. Здесь и правда и легенды, и свидетельства и вымыслы, все это – миф о волевой кшатрийской фигуре, уникальном бароне современной русской истории, который может привлечь наше внимание своей судьбой.
Конец его войны тоже показателен в одном нюансе: лавры победы – «разгрома банд Унгерна» – над бароном достались Петру Щетинкину, командиру эскадрона корпуса РККА. Давайте вслушаемся в фамилию «Унгерн» – это рычащая, агрессивная, вертикальная фамилия, это – фон Унгерн-Штернберг, аристократ и воин, потомок германских «кшатрийских» кровей. И П. Щетинкин – шипящая, щетинистая фонетика, звук натираемых сапог, даже не окладистая борода – а щетинка, ни то ни сё. В этой перекличке высокого и низкого далеким эхом отражается победа бездуховного плебейского Модерна чандал над последней аристократией духа, доблести и чести.
Resume: барон Унгерн – не белый, не красный, он даже не язычник и в полной мере, конечно, не наш. Но он – сам (Selbst), он свой, а значит он – мифический, превышающий все обыденное и банальное, земное и никакое, безвольное и щетинистое. Унгерна нельзя ни присвоить, ни приписать кому-то, он – сам свой суверен в вечности этой Манвантары. Мы можем на него оглядываться, на его миф и волю, чтобы не упасть в грязь лицом перед нашей традицией.
А пока: официальная версия происхождения шрапнели в подвале бывшего дома купца Маштакова гласит, что причиной всему – разрыв шрапнелевой гранаты, с помощью которой пытались снести фундамент для постройки нового дома «с часами». Не стоит объяснять непросветную глупость в решении подорвать добротный старый, вкопанный в землю кирпично-гранитный фундамент с помощью гранаты со шрапнелью. Здесь мы снова видим, как банальная и скучная реальность сухого протокола «подрыв гранаты со шрапнелью в целях демонтажа фундамента» подменяет собой плевок в лицо расстрельной команде ЧК и улыбку в сторону смерти. Снова скучная бытовуха Щетинкина пытается победить место казни Унгерна. В сознании масс, скорее всего и победит.
Но где-то в недрах земли, под Новониколаевском-Новосибирском, так и лежат череп и кости последнего барона, утаенные до срока, как и святые мудрецы Азии.
Askr Svarte
15.09.2016
95-я годовщина расстрела барона Унгерна
