«В свете нашей культурной чувствительности человеческие жертвоприношения, рассматриваемые поверхностно, являются предметом скандала, однажды занесенные в ранг чудовищности, вызывают инстинктивную реакцию, как полного отторжения, так и притяжения, как раздражения, так и любопытства: реакции не вызывающие проблем, так как они не способствует мысли. Человеческие жертвы, оцениваемые в свете нового взгляда «новой науки о человеке» (к которой относится история религий, дисциплина в которой Брэлих был признанным мастером), теряют свои «чудовищные» коннотации, в той степени, что позволяет понять их смысл и функции, которые узаконивают их полную принадлежность к орбите культуры, а точнее к области «культурно чуждой»[1]
Распространенным мнением является видение древних человеческих жертвоприношений ничем иным как варварством и суеверием, тем не менее, на определенной глубине исследования этого явления, оно представляет нам совершенно иной горизонт смысла. Важно, что данное табу было сломано вышеупомянутым произведением Брэлиха, которое вопреки как мнений того времени, так и мнений поныне доминирующих в области истории религии, выстроило совершенно иной сценарий для этого вопроса, казалось бы, столь грубого, но удивительно богатого значительными и важными выводами. Как известно из древних доктрин Востока и Запада, человек онтологически задуман как «медиатор» между принципом Неба и принципом Земли. Сейчас, конечно, не без интереса можно отметить, что подобные жертвоприношения практиковались в основном народами, чья культура каким-либо образом, обращалась к «земледельческой» модели. Но что связывает человека как «медиатора» с земледельческой символикой? В древней греко-римской традиции Сатурн-Кронос был правителем золотого века, король начала. Это связано с символом первозданного или универсального человека, известного в Индии как Вайшванара, грекам как Пан, вавилонцам как Панмегас или Паммегас (последние, правда, греческие термины), атрибут бога солнца Таммуз и т.д. Серп Сатурна это ссылка на земледельческий символизм (золотое зерно, как духовный росток символ завершенного произведения), который превращается со временем (в переводе с греческого Хронос – почти идентичный Кроносу) из-за своей формы в полумесяц. Древний мудрец Ферикид говорил о триаде принципов: Зас, Кронос, Хтония, а именно о небесном принципе, принципе Времени и принципе Земли. В соответствии с мифом о Кроносе (принцип Времени) который «оскопляет» отца (Урана, принципа неба), что отделяет его от Матери (Геи, принципа Земли). Смысл вполне ясен: время (переход, изменение) есть результат разделения первичных принципов. Мы находим здесь, в греческих терминах, то, что в древнем Китае известно как Великая Триада. Ману в индуистской традиции, исконный законодатель, в чьем имени, этимологическое обозначение «mente» (ум), соединяется в европейских германских языках с обозначением «uomo» (человек), и на самом деле, это именно он дает начало новому циклу; циклу который, в его «уме» уже воспринят, создан, завершен. Другими словами, в соответствии с мудростью Гераклита, где противоположные принципы сходятся, в изначальной человеческой фигуре, мы находим аналогию с Правителем Сатурном, отражающего как принцип сверхвремени так и, так называемого «инициатора времени». Сейчас символизм времени связан с царственной фигурой только в греко-римской традиции, но мы находим так же связь с королевской фигурой в Скандинавии, в соответствии с легендой о мифическом Frodhafrìdhr, мире короля Фродхи, который, скорее всего, был никем иным, как потомком легендарного бога Фрейра. В Языке поэзии (Skàldskaparmàl) королевство Фодхи уподобляется королевству Августа, известному тем что возобновил новый Золотой Век, в Деяниях Данов (Gesta Danorum) Сакса он описан как герой, сын Хаддинга (по Демюзилю это легендарная фигура, возникшая от бога Ньерда отца бога Фрейра)[2] который убивает дракона и накапливает огромное количество золота. Но самое интересное, это то, что мы находим в Gròttasongr , песнь мельницы Гротти. Мельницы, которая могла за счет усилий двух великанш Феньи и Меньи бывших в рабынях у короля, намалывать мир и процветание, золото и счастье. О разрушении мельницы есть две версии: первая, из поэтической Эдды, которая заключает, что две великанши, воплощения сил хаоса, больше не поддавались контролю и мололи с такой силой, что уничтожили механизм. Второй вариант, возможно, даже более интересным, чем первый, хотя взятый из более позднего источника, а именно Эдда в прозе, говорит нам что мельница дарованная Фродхи (Frodhi из Hengikjoptr, одно из имен Одина) разрушилась намалывая соль по причине вмешательства морской конунга Мюсинга и его армии. Эта сага воспринимается как «продукт» песни двух великанш, по причине которого был убит король и положившая конец мифическому миру. Здесь мы находим сильную связь между первоначальной королевской властью (нужно всегда иметь в виду, что символически король это наивысший человек, и его самая наивысшая модель развития с наивысшими достижениями) и золотом которое есть изначальным метал, земледельческий символ, змея или дракон и, наконец, измерение времени.
Что может означать такое символическое совпадение? Этот символический горизонт является, на наш взгляд, ключом к пониманию одного из аспектов некоторых из самых древних культур, которые могут казаться чуждыми современному читателю. Человеческое жертвоприношение, в отличие от животного, считается, не может иметь ни никакого морального оправдания, ни глубокого символического фундамента. Ничто не может быть более неправильным. Это, конечно верно, что некоторые народы, в том числе, конечно, римляне и греки, были бы в ужасе от такой практики, но не потому, что они не признавали ее религиозную основу, а из-за ее жестокости и ценности человеческой жизни. Тем не менее, мы не должны забывать, что среди италиков и первых римлян, а так же среди гомеровских греков такой ритуал был еще жив и здоров. Следы этого обычая были замечены, в Риме, в обряде Лемурии 14 мая, в котором весталками были выброшены с моста Sublicio 27 кукол [3], а также в ритуале Devotio проведенного генералом на поле боя. В области архаического Рима, археологическая практика свидетельствует о подобных практиках человеческого жертвоприношения при заложении фундамента.[4] Излишне так же будет упоминать о жертвоприношении в Греции, то есть об Ифигении, о котором сказано в Иллиаде. Примечательно, на наш взгляд, что мы делаем большие усилия, чтобы серьезно отнестись к практике ритуальных человеческих жертвоприношений, к использованию ее в различных культурах предков, она воспринимается в такой ограниченной степени и в совершенно исключительных случаях,[5] когда, тем не менее, около одного миллиарда людей верит в жертву богу, или, скорее, Богу и человеку, на благо всего человечества. Если в настоящее время в течение двадцати веков мы комфортно сосуществуем с идеей бога-человека, который жертвует собой ради блага человечества, то почему мы не видим мотива при котором отдельный человек (в особенности король) был бы в состоянии таковое воплотить практически, в определенных условиях, так сказать «высвободить» возможности и силы, которые благодаря его жертве стали бы активными, и проявились для общества? Ритуальное жертвоприношение царя упоминается в Скандинавии: Круг земной (Heimskringla) сообщает о двух случаях свержения и принесения в жертву царей во времена голода, как если бы от их жизни зависела хорошая работа вегетативного цикла, а так же «счастье» космического и человеческого порядка. В дополнение к этому, все на той же германской территории, известен случай так называемой мумиии Толлунд, в Ютландии. Следует отметить, что в большинстве случаев жертвы приносятся божеству для аграрных целей или, так или иначе, связанны земледельческой символикой. Так и в случае пуническо/финикийского ритуала Молоху/Ваалу который лежит вероятнее всего в основе ритуала Хроноса, греческих праздников Крониях, лежит в основе Saturni hostiae, вспомните того же Вико, культа Диониса «Omadio», более того если новость сообщенная Цезарем в «Записках о галльской войне» считать достоверной, — культ, связанный с богом Эзусом, лежит в этом же символическом горизонте.[6] Точно так же у германцев был Один/Вотан, по нашему мнению божество, соответствующее италийскому Сатурну и греческому Дионису/Гадесу, основной держатель человеческой жертвы. Норвежский миф гласит, что Один оставался повешен на космическом дереве Иггдрасиль на девять дней и девять ночей, тем самым отдавая себя самого самому себе в соответствии с традиционным ритуалом инициации смерти и возрождения. Тем не менее, принимая во внимание и отдавая себе отчет в символических соответствиях так кратко изложенных здесь, можно по праву думать, что использование такой практики, при всем значении какой может иметь оная, по-прежнему остается фундаментально жестоким и бесчеловечным.
Этому сложно было бы что-либо возразить. Не случайно, когда, с течением времени, первоначальный смысл, присущий этой практике был размыт, она столкнулась с отторжением у общества, все более и более нетерпимого в ее использовании, и в настоящее время она более не является частью общей коллективной идентичности. Особый интерес представляет то, что повествует Цезарь в Комментариях, каждые пять лет, имеет место особая жертва Эзусу, которая представляет собой создание огромной антропоморфной фигуры, сплетенной из ивовых прутьев наполненная людьми и животными, которая впоследствии сжигается со всем содержимым. Эта практика, однако, сомнительной достоверности, может иметь объяснение в использовании преступников, приговоренных к смертной казни в качестве жертв. Логика не слишком отличается от латинской «sacertas» индивидуума обреченного быть убитым безнаказанно и «отданным» хтоническому божеству, хотя их динамики существенно различаются. Действительно маловероятно, на основе текущих филологических и археологических данных, представляется, что в подобные ритуалы могли вовлекаться обычные люди, так как это потребует, в самом деле, контекст чрезвычайно фанатичный и суеверный с религиозной точки зрения, который, кажется, не был присущ какой-либо из старейших Европейских религий. В любом случае, вполне вероятно, что антропоморфная фигура этого ритуала фактически была заполнена ничем иным кроме как ивовым прутом и/или другим древесным материалом. Символический смысл ритуала, однако, остается тем же: убить что-то старое/больное/истощенное, чтобы получить новые плоды, новую жизнь. Таким образом, в Риме, в середине марта, есть ритуал изгнания Mamurio Veturio, он является олицетворением старого года, персонифицированного в старике одетого в шкуры дубленые детьми (новые силы весны), в Скандинавии и в германских регионах, в тот же период или вскоре после того, была традиция зажигать очистительные костры, в которых вещи (так же материальные объекты) старого года «приносились в жертву», чтобы умилостивить рождение новых.
Вот так, во многих случаях, ритуал человеческого жертвоприношения является частью символического горизонта, которую можно назвать аграрным и инициатическим в то же время, так как только со смертью семени может вырасти растение. Умирая, затем, старое растение своими остатками дает пищу земле, таким образом, поддерживая силу новых растений. В индоевропейских языках, есть одна очень существенная вещь, корень *ar- указывает на земледельческую деятельность, но в его вариантах, также рассматривается для обозначения концепции превосходства, вершина, наконечник (*ard-), прозрачность и блеск (*Arg- , сродни *Reg -, король) а также идеи доминирования или господства (*ary-). Распространенное мнение, что подобные ритуалы есть дочь наивных суеверий и крайнего невежества древних религий, в которой были необходимы жертвы богам и всем другим сущностям, необходимые для успокоения гнева божеств, или точнее продукт инфантильных и примитивных страхов перед «неизвестным» миром, несомненно, является основной причиной недоразумений по этому вопросу. По сути дела, поэтому мы можем обоснованно сказать, что ритуал жертвоприношения человека, особенно, если идет речь о человеке совершенном, а точнее короле, можем говорить в полном смысле о ярком и очевидном инициатическом символизме. В отдельных случаях, может также идти речь о ритуальных действиях призванных преобразить и увековечить выбранные персоны, в этом случае являющиеся ничем иным как жертвами. Латинский корень слова mactare «ритуально умерщвлять» связан с индоевропейским *mag- что означает «величие, власть», указывая тем самым не на аннигиляцию «жертвы», а на ее «наделение полномочиями», то есть воссоединение последней с божеством, к которому обращаются. Вот то, от чего эти ритуалы, в свете этих теорий, теряют большую часть своей темной и негативной натуры и приобретают неожиданную мантию глубокой сакральности. Желая использовать удачную символическую аналогию, мы могли бы сказать, что король это золотой зародыш ростка, так же как золотое семя пшеницы для земли в которой оно прорастает. Он является убийцей дракона, воплощающего собой принцип вечности, и в тоже время дракон есть он сам (Сигурд убивающий Фафнира, пожирающего его сердце и купающегося в его крови). Подобно тому, как змея (дракон соединяет символически змею и птицу, то есть верх и низ, Инь и Ян, и т.д) меняет свою кожу, чтобы обновиться, так же при определенных обстоятельствах, и король (физическое лицо, понятое как Король в архетипическом сверхвременном смысле) символически должен делать то же самое, отдавая свою жизнь на благо своего народа, так как Отец Сатурн срезает золотой колос для возобновления вегетативного цикла. Со своей стороны, мы считаем, однако, что наиболее полезную и святую жертву осуществляют герои и бесчисленные борцы за свою Родину, чем бы она ни была. Римляне это знали хорошо. Один из многочисленных римских героев, был консул Деций Мус погибший в битве при Везувие в 340 г. до н.э., чья торжественная жертва запомнилась Ливию:
В этот момент поражения консул Деций позвал Марко Валерио и громко крикнул: «Нам нужна помощь богов, Марко Валерио. Вперед, люди понтифика, римский народ, диктуйте мне слова ритуала с коими я должен отдать свою жизнь в жертву чтобы сохранить легионы» Понтифик приказал ему одеть тогу претекста, покрыть голову и коснуться подбородка одной рукой выпущенной из под тоги и произнести следующие слова, стоя ногами на копье: «Янус, Юпитер, отец Марс, Квирин, Беллона, Лары, боги Новенсилы, боги в чьих руках находимся мы и наши враги, боги Руки, я призываю вас, умоляю и смиренно прошу о благодати: наградите Римлян победой и необходимой силой отбросить страх, ужасом и смертью врагов римского народа и Квириты. Как я утверждал в своих словах, так я будучи в руках Богов и Земли, для республики римского народа квириты, для армии, для легионов и вспомогательных войск римского народа квириты, приношу в жертву легионы и вспомогательные войска врага вместе с самим собой»[7].
Примечания
[1] Из предисловия Марчелло Максенция, к: «Angelo Brelich, Предположения о человеческих жертвоприношениях», объединенные издательства, 2011. [2] Сага о Хаддинге, 2001. [3] Со слов Овидия, Fasti, V, 622-659, имеются в виду, изначально, человеческие тела, замененные позже Геркулесом на куклы. [4] См A. Carandini, «Рим, в первый день», Milano 2007, стр. 52. Мы отмечаем, что, то же самое убийство Рема Ромулом можно прочитать в этом контексте. [5] Цивилизации Мезоамерики представляют собой, с этой точки зрения, особые исключения, по всей вероятности из-за их относительной степени вырождения по сравнению с собственной самобытной культурой. «Дань» человеческих жизней становится все более массовой с течением времени, для того чтобы сохранить любым путем то, что другим образом бы исчезло.В европейских традиционных культурах, однако, эта практика тесно связана с годовыми циклами, в частности, с аграрным циклом, посадкой и сбором урожая, как уже упоминалось выше, и в любом случае всегда засвидетельствовано в редких случаях.
[6] В некоторых стеллах, таких как в Париже и Трире, Эсус действительно изображен в процессе вырубки деревьев с умирающими жертвами Богу повешенными на деревьях и истекающих кровью. Подобным же образом жрецы Аттиса, во время публичного праздника, известного как « Sanguem», окропляли кровью священную сосну представляющую «спящие» бездействующие силы бога, реанимируя ритуал перерождения. [7] VIII, 9.Перевод Д. Камзиной
