Проблемы языческого традиционализма, часть 2

Askr Svarte: проблемы языческого традиционализма, часть 2

 

Проблемы языческого традиционализма

Основные проблемы языческого традиционализма довольно точно обозначил M. Haggvist[i], он выделяет четыре главных проблемы, рассмотрим их ниже.

«Само собой, первая проблема с любой реконструкцией дохристианской веры Европы состоит в том, что сейчас отсутствует непрерывная традиция. Нет непрерывной линии от изначальных обычаев, которые по-прежнему бы практиковались. Современные виккане могут утверждать, что их вера практиковалась всё время в полной тайне, но даже если это правда (в чём мы сильно сомневаемся), то ясно, что индивидуальные, немногочисленные группы-«ковены», практикующие разнообразные суеверия, никаким образом не могут считаться носителями всей традиции. Даже такая могущественная структура, как католическая церковь, вынесшая натиск, приведший к 1789 г. и последовавший после этого, лучше любого другого европейского института, упала до полного разложения. Имея это в виду, остатки заявляемой традиции, сохраняемые в небольших группах ведьм, состоящих из необразованных крестьянок, пресдтавляются совершенно иррелевантными. Если весь традиционализм является реконструкцией ценностей на основе, которая так мала и искажена, что многое должно быть сделано, если что-то в этом действительно заслуживало сохранения сегодняшними структурами, институтами и идеями, то ситуация является ещё худшей для «неоязыческих» реконструкторов».

Первая и самая важная проблема – непрерывность традиции, инициатической линии. Не вызывает споров то, что в разных странах Европы христианизация происходила не одновременно и довольно долго в глухих и отдалённых местах сохранялись этнические верования, так же довольно долго продолжался период двоеверия. В России двоеверие, по некоторым источникам, продолжалось до XIV-XV века, хотя находка старообрядческой иконы-короба «Неопалимой Купины», датированной экспертами началом XVII века, и содержащей на коробе вендские руны и руны, вышедшие из оборота уже к началу II тысячелетия[ii], увеличивает возможный срок эпохи двоеверия еще на два века. Помимо сохранявшейся в глухих и отдаленных местах дохристианской традиции, о которой мы не можем утверждать, что линия передачи в ней не прервалась и вообще вышла на свет сегодня, язычество очень органично вплелось в ткань православия и очень живо сохранилось в народе.

Так, известно, что русские скоморохи, появившиеся в XI веке, корнями восходят к волхвам, и также были гонимы царем и церковью, пока их репертуар не был выхолощен от глум (социальная сатира), былин, сказаний и др., оставив ярмарочное пустое развлечение. Многие языческие приметы, поверья и суеверия, фигуры фольклора сохранились живо в народе, в народном творчестве: сказки, песни, поэзия, резьба и вышивка – везде присутствуют также и языческие мотивы, а зачастую и только они. Так же, почти все важные православные праздники совпадают или непосредственно близки к языческим солярным праздникам, а некоторые святые являются очевидными «аналогами» языческих божеств, яркий пример – христианский праздник Ивана Купала-Иоанна Крестителя, отмечается православными с разницей около месяца с языческим Летним Солнцестоянием – Купалой.

Огромный вклад в описание язычества на Руси внесло и само христианство, в своих описаниях языческих обрядов. А также летописные упоминания, как у славянских, так и у арабских и греческих авторов. В современности изучением, описанием и реконструкцией язычества занимались видные ученые, среди которых: К.Г. Юнг, М. Элиаде, Б. Рыбаков, Дж. Фрезер, А.Н. Афанасьев и другие.

В свою очередь, к вышеназванному, в Европе сохранилось большее число письменных источников и архитектурных артефактов, как то: Старшая Эдда, скальдические песни о героях, Беовульф, Песнь о Нибелунгах, финно-угорская Калевала и другие; мегалитические памятники Стоунхендж, Экстерштайн, рунические камни скандинавов (обнаружены даже в Северной Америке). Огромное письменное наследие и, можно утверждать, непрерывная традиция сохранилась на территории современного Индостана.

Французский социолог и культуролог Жорж Батай, рассматривая произведение Жюля Мишле «Ведьма», пишет следующее:

«Ночные обряды средневековья, вероятно, в каком-то смысле продолжают обряды Древних (сохраняя её подозрительные стороны: Сатана в известном смысле есть Dionysos redivivus); это обряды paganorum[iii], крестьян, крепостных, жертв господствующего порядка вещей и власти господствующей религии».[iv]

Не менее интересны исследования Владимира Викторовича Колесова, русского филолога и историка[v]. Колесов выделяет три порядка языка, возникающие в период христианизации Руси (исторически тока отмечена на 988г.) и осуществления перевода ключевых христианских текстов с греко-христианского на архаический древнеславянский. Но в результате этого не возникает собственно сам перевод, а конструируется сложнейший новый язык – церковно-славянский, конструируются новые понятия, образуются слова и термины отсутствующие как в древнеславянском, так и в греческом.

Итак, три порядка языка выделенные Колесовым: эквиполентность, градуальность, привативность.[vi]

Колесов о них говорит следующее:

«Эквиполентность помогала выделять конкретные предметы, данные во всей их конкретности (мужчина-женщина, день-ночь, верх-низ и т.д.). Градуальность вводила в рассмотрение идеи (представления) о вещах, а представить можно вполне фантастические предметы, лица и всякую тварь вообще в бесконечности её проявлений. Привативность же служит не образу и символу, но понятию как наиболее строгому и в научном отношении точному содержанию словесного знака. (…)

Эквиполентность существует в режиме подобий и тождеств, градуальность – сходств и подобий, привативность – сущностных сходств и различий».[vii]

Согласно Колесову языческому миросозерцанию соответствует эквиполентный порядок языка. Термин «эквиполентность» образован от латинских слов «equi-» и «pollens», которые означают «равный» и «быть сильным», «мочь» соответственно.

Вновь обратимся к Колесову:

«Самый простой способ идентификации вещи, попавшей в поле нашего зрения, — сравнить ее с другой вещью того же рода. (…) Таково «языческое» понимание классификации вещного мира путем попарного сравнения «тел» общего основания. Мужчина и женщина — совместно «человек», верх и низ — совместно это пространство и простор и т. д. (…) Древнерусская эпоха времен христианизации и долго после того, почти до XIV века, — это время господства эквиполентной оппозиции, обусловившей многие особенности нашей истории и культуры.» (…)

«Свет и тьма противопоставлены друг другу и воспринимались как равнозначные, одинаково существующие, не сводимые друг к другу сущности. Они объяснялись одно через другое».[viii]

Это означает, что наличествующие полюса (верх-низ, день-ночь) в равной мере принадлежат бытию, они равно есть и определяются одно через другое. Отсутствие мужчины не означает некоего «немужчину», а вполне насыщенную женщину. Отсутствие жизни – это смерть, но смерть не как забвение, а как иная жизнь, отсюда развитый культ предков и описания загробной жизни в языческих традициях. Колесов указывает, что доминирование этого порядка языка сохранилось почти до XIV века, что коррелирует с датировками эпохи двоеверия. Доминирование эквиполентного порядка языка далее сменяется иным порядком.

Колесов считает, что с IX века русское общество вступает в эпоху Средневековья, и это вступление сопровождается трансформацией языка. Создается и развивается церковно-славянский язык, который смешивается с народным эквиполентным языком, но становится присущим политическим и социальным элитам. То есть церковные служители и элита начинают говорить (а следовательно, и мыслить) в русле иной рациональности, чем обычный народ. Точкой смены доминирования Колесов считает XV век, когда на Руси широко распространился перевод работ Дионисия Ареопагита, сделанный монахом Исайей Сербом. Строй средневекового русского языка является градуальным.

Градуальность является тройственной системой и отличается от эквиполентности принципиально по следующим пунктам:

• Выделяются три члена, вместо двух.
• Расположение членов приобретает вертикальную иерархию, вместо горизонтального расположения.
• Появляется ниспадающая с верхнего термина энтропия.

Например: Бог-человек-бес, или крона-ствол-корень. Где Бог занимает верхнее положение и благ, человек – срединное и добр, а бес – низшее и зол. То же самое и с деревом, где крона – наверху и несет плоды, ствол посередине и крепок, надежен, а корни – внизу, где-то в земле (плодов нет, досок не настрогать – пользы нет).

Такая вертикальная иерархия порождает разрыв, размыкание цикличного времени на линейное, всё бытие (божественное) концентрируется в одном месте и из него разливается по остальному миру, образуя градиент от светлого-благого к тёмному-злому.

Градуальный порядок языка соответствует доктринам креационизма и Серебряного Века Традиции, Железному же Веку соответствует привативный порядок языка.

Привативный порядок языка строится на радикальной оппозиции 1 и 0, одного и другого. Причем, первый позитивен, он есть, он – бытие, а другой – его нет, он негативен, он Ничто. Градуальная система градиента разрывается на абсолютные полюса, где Высший полностью отрицает любое бытие низшего (собственное или по касательной). Привативный порядок упрощает язык, отбрасывая сложные, перегруженные архаическими и градиентными смыслами, понятия.

«Если в эквиполентной паре «не-» указывало на другое наделенное автономным бытием и дедуктивно связанное с данным бытие (вспомним пару «клен»/«неклен»), если то же самое «не-» означало «недо» в градуальной топике, то в привативной грамматической системе «не-» автоматически вводит «ноль» как «ничто», как «бездну», как «дыру» в ткани бытия, запуская в ткань языка «ужасающую силу негатива» (Гегель)».[ix]

Исходя из обзора концепции Колесова, можно сказать, что языческое мировосприятие через язык доминировало до XIV века, а после ушло в «подполье» сознания. Шире, порядки языка соответствующие Золотому и Серебряному Векам Традиции сохранялись ещё дольше, пока не были вытеснены дистиллированным порядком привативности.

 

Вышеизложенный обзор касается, преимущественно, внешних и внутренних форм сохранения, передачи и реставрации языческого наследия и традиции: от преданий и мифов, через описания и фольклор, к порядкам языка, задающим всё мышление. Но для полноты рассмотрения этой проблемы необходимо осветить вопрос инициации.

Инициация – посвящение, цепь преемственности – принципиальный вопрос для передачи традиции, на нём настаивал Рене Генон[x], который в итоге выбрал, на его взгляд, единственную религию, где сохранилась линия передачи, и стал исламским суфием. Сущность инициации кратко и по существу раскрывает Юлиус Эвола:

«Чтобы инициация стала возможной, необходимо наличие центра с людьми, «способными инициировать». Сегодня это особенно ясно, учитывая мистификации всякого рода: кажется в Сан-Франциско существует даже инициация по почте, о чём нельзя говорить без смеха. Препятствие заключается именно в этом: в наличии или отсутствии индивидуума или группы, способной осуществить подобного рода действие над инициируемым. Для этого необходимы два условия: во-первых, чтобы инициируемый был способен к инициации и, во-вторых, чтобы инициирующий был действительно таковым. Первое связано с определёнными испытаниями, которые должен пройти инициируемый. В частности, в древности, прежде чем удостоиться инициации, человек подвергался испытаниям, которые, похоже, по большей части, затрагивали область инстинктивных реакций. Существовали испытания огнем, водой и т. д. Кроме того, необходимо, чтобы эти действия затрагивали индивида, чтобы он был в некотором роде предрасположен к ним, мог бы почувствовать внутри себя то, что можно было бы определить как «толчок»».[xi]

Соглашаясь с Геноном и Эволой, мы признаём, что в Железный Век передача инициации становится практически невозможной, особенно не стоит ожидать её в различных нью-эйдж группах и сектах, равно как и в церквях, где ручей Традиции если и не пересох, то найти его влагу подчас невозможно. В добавление приведем цитату Ильи Черкасова:

«Существует множество групп и сообществ, формально ставящих перед собой разные цели, но существующих по одним и тем же причинам: потребности в общении, жажды внимания, боязни взять на себя ответственность при необходимости сделать выбор и т.п. Сообщества такого рода не следует путать с Инициатическими группами, следующими определённому плану и выполняющими работу определённого уровня. Если сообщества первого типа состоят из людей, нуждающихся в помощи других, то вторые — из тех, кто способен оказать помощь окружающим, достигшим определённого уровня понимания. Первые, даже когда они не отдают себе в этом отчёта, желают воспользоваться тем, что им не принадлежит, в то время как вторые добровольно отказываются от своей «собственности», ища не обладания чем-либо, но иного уровня бытия. К числу первых относится подавляющее большинство известных Религиозных и Оккультных сообществ; о вторых вы, возможно, никогда не слышали и ничего о них не знаете по причине того, что они не занимаются саморекламой в глянцевых журналах и не нуждаются в участии тех, кто эти журналы читает».[xii]

Но мы не согласны с абсолютной невозможностью инициации в эпоху Модерна, за неимением опоры в инициатическом сообществе, нам остается искать опору только внутри нас. Наглядно названный принцип иллюстрирует алхимическая метафора получения философского огня.

Первый способ получения Огня – это погружение субстанции в огонь такой силы, что он зажигает любые, самые сырые дрова. Это общество Традиции, в котором сакрально абсолютно всё и любая душа, попавшая в него так же сакрализируется.

Второй способ – это погружение в абсолютный лёд, в пустоту. В этом случае огонь зажигается изнутри, как радикальное несогласие на тождество окружающей среде. Это сознание себя в самой толще льда, в самой тёмной ночи, в сердце Ада, но также это и осознание своего отличия от окружающей среды.

Юлиус Эвола так же говорит о возможности самоинициации, но очень критично:

«…Если под инициацией понимают выход на уровень, отличный от чисто человеческого индивидуального сознания, то в этом смысле существуют две основные возможности: первая — это кратчайший путь так называемой самоинициации, введший в заблуждение немало умов. Например антропософы, то есть штейнерианцы твердят об автоинициации и, более того, противопоставляют древние инициации, которые они считают устаревшими, современной инициации, имеющей индивидуальный, активный и независимый характер. Но это чистый вымысел, поскольку инициация подобного рода мыслима лишь в исключительных случаях: в целом же инициация чисто индивидуального характера, то есть без вмешательства высшей силы, походила бы на попытку барона Мюнхгаузена, который вытащил сам себя, потянув за волосы. Чтобы инициация была действенной, необходимо вмешательство фактора, трансцендентного по отношению к индивиду, что лишь в крайне редких случаях может произойти самопроизвольно: такую инициацию можно было бы назвать дикой, подобно тому, как Рембо называли мистиком в диком состоянии. Случается, что экзистенциальная травма сама по себе приводит к подобному открытию горизонтов, даже если тот, с кем это происходит, сам не осознаёт того. Это может произойти и в современном мире, хотя, наблюдая постоянно нарастающую материализацию (и добавим закрытость) современного индивидуума, подобная возможность становится всё более сомнительной. Вот что можно ответить на ваш вопрос об «инициации в современном мире»».[xiii]

В учении кашмирского шиваизма так же присутствует индивидуальная инициация, даруемая Шивой адепту[xiv], то самое трансцендентное вмешательство, о котором говорит Эвола. Так как язычество – это манифестационизм, недвойственность, можно утверждать что самоинициация и «трансцендентное вмешательство» равны по принципу «это есть то», «что снаружи, то и внутри». В таком случае отчуждающая толща льда предстает иллюзией, Майей, но это тема отдельного рассмотрения.

В итоге, проблема инициации в языческом традиционализме, несомненно, остра и скорее носит личностно-экзистенциальный, а не коллективный общинный характер, но также, несомненно, манифестационистская инициация возможна.

В довершение темы, приведем цитаты:

«Истинная Традиция — это передача Живого Огня, а не сохранение пепла. Истинная Мудрость — это Духовное Прозрение ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС, а не память о прошлом, сколь бы великим и величественным оно ни было».

Илья Черкасов

«Традиция не монумент сама себе, а живой поток – поток знания, передающегося по прампаре, и постоянно обновляющегося откровения».

Сомананданатха Сарасвати