Большое интервью Русской Смерти

Вы имеете опыт самиздата, почему данная книга всё же вышла в издательстве? Что изменилось?

Евгений Нечкасов: Самиздат прекрасен своей свободой действий и большей реальностью в наше время виртуальных дайджестов и библиотек. Книги самиздата выходят микротиражами, это особая полу-подпольная сфера распространения текстов, идей и мнений, которая сегодня на подъеме и в плане содержания и в плане качества изданий.

Книга «Polemos» изначально также готовилась к выходу в рамках нашего издательского проекта, но после написания половины глав стало очевидно, что объем книги и фундаментальность затрагиваемых тем требуют гораздо больших типографских затрат и, что важнее, развитой и налаженной сети дитрибьюции, что для самиздата является проблематичным и идеологически-пограничным. В итоге книгой заинтересовалось издательство «Велигор», в котором она и вышла, а мы подключились на стадии продвижения и освещения события. В целом это весьма интересный опыт, который позволяет скорректировать и деятельность нашего издательства, и лучше понять как работает вся отрасль.

Почему книга разделена на две части?

Е.Н.: По инициативе издательства книга была разделена на два тематических тома, которые взаимосвязаны общим раскрытием темы: первый излагает традиционалистскую и философскую методологию, второй – более обращен к реалиям и применению метода к толкованию истории, политики, общества.

Для кого написана данная книга?

Е.Н.: Для всех, кого тема Традиции и духовности является животрепещущей и не оставляет в покое. В книге есть множество примеров из реальной истории современного язычества в СССР, РФ и Европе, как на традиции сегодня влияют полностью современные нам явления, от социальных до технических и гносеологических – все это непосредственно знакомо всем нам. Мы сталкиваемся с этим каждый день, порой не задумываясь, как это соотносится с Традицией, с нашей религиозной идентичностью, как это негативно на неё влияет. Поэтому уже в этом аспекте книга написана вообще для всех. Но если смотреть глубже и уже, книга больше сосредоточена на философских и гносеологических проблемах соотношения нашего современного нам мира и способах существования и проявления в нем традиционного мировоззрения и духовности – это уже более интересно тем, кто являются субъектами и акторами языческой жизни в России, это для тех, кто создает, организует, осмысляет и раскрывает язычество как у нас, так и зарубежом.

n3qfnivcfhq

На данный момент, все think tank стран СНГ являются монотеистами. Усложняет ли это внутрифилосовский дискурс?

Е.Н.: Безусловно, потому что сегодня «религия» — это главный тренд и тема в мире. Религия тематизируется через ислам и терроризм («грозненская фетва», например), через проблему европейской идентичности и шариат, через подъем России и мракобесие симулякров «православной общественности», в регионах России все обстоит ещё более мозаично, но общее направление одно: подъем этно-религиозных настроений и поиск в них какой-то опоры. С разным успехом. И здесь аналитические и консультационные центры и клубы, к которым обращается государство для выработки стратегий и формирования мнений, трендов в обществе, имеют влияние на традиционалистский философский дискурс. Вряд ли они затрагивают другие сферы академической философии, но на нашем общем поле religious studies укрепляется перевес в пользу авраамических традиций: с этой позиции происходит узурпация традиционалистского дискурса в России. Отчасти из-за до сих пор неясного и многозначного понимания самого термина «традиционализм», который в научной литературе имеет с десяток определений. Мы же, конечно, говорим о традиционализме XX века Ю. Эволы, Т. Буркхардта, в мягкой версии – М. Элиаде, и выросшей из них школе мысли. Тенденции свести весь традиционализм, с его пристальным интересом к Веданте, Тантризму, Эллинизму и другим традициям, строго к Православной экзегетике сегодня существует и имеет основательные позиции, хотя с точки зрения богословской ортодоксии традиционализм – это ересь, а сами основатели традиционализма ни к православию, ни к католицизму чрезвычайной страсти и интереса не испытывали. Поэтому сегодня дискурс языческого традиционализма в стадии мужания, его наличие ipso facto ставит православному традиционализму самые жесткие вопросы о легитимности однобокого прочтения всей философии и о необходимости традиционалистского плюрализма.

Коснулось ли вас повсеместное «закручивание гаек» в стране?

Е.Н.: Напрямую, к счастью, нет и, надеюсь, наше сообщество это не коснется. Хотя, правда, несколько лет назад Роскомнадзор потребовал удалить с сайта статью якобы описывающую «способ добровольного ухода из жизни». Разумеется, ни о каком суициде в тексте речи не шло и с помощью легких манипуляций статья в неизменном виде осталась на сайте, на этом все.

В случае с язычеством в России как таковым, то с 2012 года положение ухудшается, и речь идет не только о том, когда «язычество», как говорится «прицепом» идет в случае каких-либо уголовных дел или резонансных событий, связанных с политикой. Огромная дыра зияет в отечественном религиоведении, сектоведении и практике судебно-следственных экспертиз по всем этим вопросам. Академическое религиоведение страдает от наследственного из Союза марксизма или более новых, но таких же дистанцированных от мира Традиции, концепций и методов. Отсутствует адекватное понимание и терминология относительно истории и разнообразия язычества в России, где оно от региона к региону (особенно в Поволжье и в Сибири) различается в широком спектре. Нет четких границ между язычеством, псевдо-язычеством New Age, оккультизмом и сектами. Такая неразбериха позволяет власти в судебной и экспертной практике мести всех под одну гребенку. Вот с 2014 года, при активном участии Церкви, пошла на подъем волна запретов крупных деструктивных сект – это неплохо, ибо те же «Сайентологи», «Иеговисты» или кришнаиты ИСККОН, являются лавочками по сетевому маркетингу своих книг с промывкой мозгов; чистая анти-традиция и симулякр. Но в наших реалиях между ними и язычниками, включая даже самые традиционные для России шаманизм, некоторые ветви двоеверческого буддизма, осетинское, кавказское и поволжское язычества, четкой границы нет. Вся школа современной русской сектологии построена А. Дворкиным при активном лобби РПЦ, а недавно выяснилось, что Дворкин имеет справку со штампом о психическом нездоровье и вся эта многолетняя и без того неграмотная и пропагандистская школа просто вылетела в трубу. В русской сектологии, вообще в сфере изучения Новых Религиозных Движений, как это правильно и нейтрально называется, царит вакуум концепций. Отсюда происходит и практика привлечения органами к экспертизам по различным делам «экспертов», которые к изучению религий и НРД не относятся вообще и пишут заключения по просьбе заявителя.

Но если возвращаться к актуальным событиям, то пресловутый «Яровой пакет» и «миссионерский закон» пока только начинают действовать. Говоря о «think tank», то здесь есть говорящий пример такой структуры, как РИСИ, которая и так подвергается критике после того, как её возглавил Л. Решетников (уволен с должности в ноябре 2016) и сделал резкий крен в строну самодержавного православия. Он же в 2014 году на одной из московских конференций заявил, что язычество как феномен вообще целиком придумано Западом, ЦРУ и т.д. для уничтожения русской духовности. И это говорит директор стратегического института, не виртуальный конспиролог без образования, а человек системы. Тут можно ожидать вообще каких угодно фантастических событий и точек зрения, пока такие люди имеют право голоса и вес слова в экспертной среде.

Ситуацию можно охарактеризовать так: Дамоклов меч над язычеством и традиционализмом в России навис ещё ниже и стал более осязаемым. Каких-то позитивных горизонтов пока не видно.

Сегодня всё чаще из уст служителей РПЦ можно услышать немного дикое утверждение, что язычество = ислам. С чем это связано и чего они добиваются?

Е.Н.: В этой формуле сходятся два страха православной администрации: ислам, который следует понимать как терроризм, и язычество. Об этом ещё патриарх говорил, что в России язычество – вторая, после терроризма, угроза.

Популяризацию этой мифической формулы «родноверие – это путь в ислам» приписывают публицисту К. Крылову, который решил в своем ЖЖ поупражняться в софистике. Но миф оказался не столь эфемерным и поэтому до сих пор живет. Не вдаваясь в подробности доктрин язычества и ислама, скажем лишь, что отношения между ними можно охарактеризовать как «война», а не как «путь из одного в другое». Поэтому правильнее отметить те реальные случаи, где язычество/родноверие и ислам оказывались переплетены или соседствовали. В сфере политики, в её правом и уличном крыле, в нулевые года националисты совершили для себя открытие «радикальности и протестности ислама» и начали принимать шахаду и продолжать свою борьбу уже в новом свете, с новой мотивацией и аргументацией. До «открытия» радикального ислама в правой среде было популярно язычество, образ А. Добровольского и проповеди родных корней – это прекрасно. И вот некоторые вчерашние язычники стали сегодняшними муслимами, попали в новости и сводки, кто и дало почву для мифотворчества Крылову и Ко.

Другим источником этого заблуждения является многократно рассмотренный и объясненный случай обращения в суфизм – самое мистическое и пограничное к ортодоксии направление в исламе – одного из отцов традиционализма Р. Генона и ряда его первых последователей. Это породило миф о том, что традиционализм как философия – это путь к исламу. На самом деле традиционализм – это указание на необходимость трансцендентного, Высшего Начала. Путь к нему может быть различным, Генон внезапно для всех стал суфием, Эвола сущностно был язычником, хотя формально ни к какой традиции себя не причислял и глубоко изучал герметизм и тантру, М. Элиаде был христианином, Матжиои – даосом, Евгений Головин – воплощением дионисийства. В данном случае мы имеем дело с возведением частного в абсолют и с интеллектуальной неспособностью понять суть доктрины, ядро философии. Кстати, миф о том, что традиционализм, и языческий в том числе, ведет к исламизму, есть и в Европе: его пропагандируют сторонники либерал-футуристической теории Г. Фая, которые отрицают традицонализм как таковой и тиражируют текстовые пугала.

Думаю, достаточные объяснения о несовместимости ислама с язычеством дает Г. Джемаль, а вопрос отношения язычества к исламу подробно рассмотрен в моей книге. Иные же случаи перехода из одной религии в другую в погоне за радикализмом не имеют с традиционализмом ничего общего.

z8iyrvesd4c

Как вы относитесь к кажущемуся росту популярности неоязычества?

Е.Н.: Двояко. С одной стороны – массы всегда ошибаются, особенно в наш век, когда у каждого рядового язычника под рукой Интернет и блог: он сразу же становится экспертом и знатоком традиции, по сути же оставаясь никем. Такая массовость язычеству только во вред, чем больше псевдо-образованных язычников – тем меньше язычества и Традиции. Глубокие знания о традиции, её толкование и разъяснение должны быть сосредоточены в руках жрецов и философов – так было всегда и во всех индоевропейских народах, Ж. Дюмезиль показал это безупречно в своей трехфункциональной системе. Другая негативная сторона популяризации – коммерциализация, здесь Традиции нет от слова «вообще», есть чистое ролевое фэнтези, New Age эзотерика и фантазии псевдо-знатоков.

Но во всем этом я, как эсхатологический оптимист, лелею надежду что массы выступают побочным грунтом для тех золотых самородков, которые они поднимают и приводят к язычеству. Массы сами по себе – нужны, но не интересны, самородки, интеллектуалы, активисты, мыслители – вот, что ценнее любого количества.

Насколько для современного язычника важна духовная и обрядовая практика?

Е.Н.: Я считаю, что есть люди, для которых предпочтительнее путь внешней практики: магия, гадания, лечение, ритуально-обрядовая деятельность, радения и т.д. И есть те, которые предпочитают совершения деяний внутри – это то, что платоники называют теорезис – созерцание и правильное мышлении о Бытии. Из такой позиции внешние проявления не запрещены, но они не обязательны, произвольны. Все самое важное свершается в Уме, в Слове и Безмолвии. Поэтому для язычника, я думаю, важнее всего понять себя и что ему нужно от традиции. А дальше уже обращаться к тем или иным духовным, обрядовым практикам. Хотя я, как сторонник второго пути, все же отмечу, что четыре солярные точки на Колесе Года отмечать стоит в любом случае, обрядом ли или внутренним средоточением – дело вторичное.

Какую роль играет смерть в жизни язычника?

Е.Н.: Как учил Евгений Головин: смерти для язычника не существует. Так что же тогда скрывается за «смертью» в традициях народов? Смерть – это метаформоза, переход от одной формы бытия к другой, к ино-бытию, к перемещению между мирами, к перерождению. Смерть как абсолютный конец, темнота, за которой нет ничего вообще – это кастрированный миф Просвещения, который порождает экзистенциальное отчуждение у современных «последних людей» из «Зарастустры» Ф. Ницше.

Смерть как метаморфоза важнейшим образом раскрывается в практике инициации, посвящения, когда к вратам мистерии или ритуала подходит одни человек (невежда) и после выходит новый (посвященный). Сама инициация связана со смертью напрямую: она и есть смерть старого и рождение нового.

Смерть и все, что с ней связано, играют большую роль в ряде шаманских, тантрических и даже европейских (культ Одина в Скандинавии) традициях. Окружение себя символами и атрибутами смерти, пребывание в местах погребения, кремаций, убийств – все это помогает духовной реализации адептов, йогинов или практиков. Постоянное памятование о смерти, обращенность к ней лицом – это уже хайдеггерианский мотив Sein-zum-Tode, хотя немецкий мыслитель конечно не был традиционалистом, но этот экзистенциал заслуживает пристального внимания.

В таком свете я вижу Россию, особенно пост-советскую, как огромное экзистенциальное поле: курган множества надежд, жизней, идей. Мы как-то делали презентацию одной подпольной книги зимой в уникальном месте. В нем в одной точке сходились территория бывшей радиолокационной части – мертвые обломки «Красной Империи», огромная гора городской свалки – реалии современного общества, и окраина безымянного кладбища – все, что остается после людей: руины, мусор и кости. Это очень экзистенциальное место для понимания и Модерна, и России и для духовных практик, которые сосредоточены вокруг смерти.

Всё о книге:

http://www.polemos.ru/o-knige

Источник: Русская Смерть